class="p1">– Да ты, Филюшка, хоть поймай у меня яблочко; я тебе брошу.

– Хорошо, кидай!

Яга нарочно кинула ему яблочко пониже; он потянулся за яблочком, хотел было схватить – вдруг хвать его за руку яга-бура и помчала без памяти опять по горам, по долам и по тёмным лесам; притащила его в свой дом, вымыла, вы́холила и посадила в коник.

Вот поутру собирается яга идти в лес и приказывает своей дочери:

– Ну, дочка моя, истопи печь жарко-на́жарко и зажарь мне Чуфиль-Филюшку к ужоткому! – а сама ушла на добычу.

Дочь истопила жарко печку, взяла, связала Филюшку и положила на лопату, и только хочет пихнуть его в печку – он упрёт да и упрёт в чело ногами.

– Ты не так, Филюшка! – сказала дочь яги-бурой.

– Да как же? – говорит Филюшка. – Я не умею.

– Вот как, пусти-ка, я тебя научу! – и легла на лопату, как надо, а Чуфиль-Филюшка был малый не промах: как вдруг сунет её в печь и закрыл заслоном крепко-накрепко.

Прошло не больше как часа два-три, Филюшка учуял, что запахло жареным, отслонил заслонку и вынул дочь яги-бурой изжаренную, помазал её маслом, прикрыл на сковороде полотенцем и положил в коник; а сам ушёл на потолок да взял с собою будничный пехтиль и ступу яги-бурой. Вот перед вечером приходит яга-бура, прямо сунулась в коник и вытащила жаркое; поела всё, собрала все кости, разложила их на земле рядом и начала по ним кататься, а про дочь и не встрянётся – думает, что она в другой избе шерсть прядёт. Вот яга, катаючись, приговаривает:

– Любезная моя дочь! Выйди ко мне и покатайся со мною на Филюшкиных косточках!

А Филюшка с потолка кричит:

– Покатайся, мать, поваляйся, мать, на дочерниных косточках!

– А, ты там, разбойник? Постой же, я тебе задам! – заскрипела зубами, застучала ногами и лезет на потолок. Чуфилюшка не испугался, схватил пехтиль и со всего маху ударил её по́ лбу: яга лишь брыкнула наземь.

Тут Филюшка залез на крышу; увидал, что летят гуси, он и кричит им:

– Дайте мне по перышку, я сделаю себе крылышки.

Они дали ему по пёрышку; он и полетел домой. А до́ма его уж давным-давно за упокой поминают; потом, как увидали его, все несказанно обрадовались и вместо упокойной затеяли превесёлую гульбу и стали себе жить-поживать да больше добра наживать.

Ивашко и ведьма

Жил себе дед да баба, у них был один сыночек Ивашечко; они его так-то уж любили, что и сказать нельзя! Вот просит Ивашечко у отца и матери:

– Пустите меня, я поеду рыбку ловить.

– Куда тебе! Ты ещё мал, пожалуй, утонешь, чего доброго!

– Нет, не утону; я буду вам рыбку ловить: пустите!

Баба надела на него белую рубашечку, красным поясом подпоясала и отпустила Ивашечка.

Вот он сел в лодку и говорит:

Чо́вник, чо́вник, плыви дальшенько!

Чо́вник, чо́вник, плыви дальшенько!

Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку. Прошло мало ли, много ли времени, притащилась баба на́ берег и зовёт своего сынка:

Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!

Приплынь, приплынь на бережочек;

Я тебе есть и пить принесла.

А Ивашко говорит:

Чо́вник, чо́вник, плыви к бережку:

То меня матинька зовет.

Челнок приплыл к бережку; баба забрала рыбу, накормила-напоила своего сына, переменила ему рубашечку и поясок и отпустила опять ловить рыбку.

Вот он сел в лодочку и говорит:

Чо́вник, чо́вник, плыви дальшенько!

Чо́вник, чо́вник, плыви дальшенько!

Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку. Прошло мало ли, много ли времени, притащился дед на́ берег и зовёт своего сынка:

Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!

Приплынь, приплынь на бережочек;

Я тебе есть и пить принес.

А Ивашко:

Чо́вник, чо́вник, плыви к бережку:

То меня батинька зовет.

Челнок приплыл к бережку; дед забрал рыбу, накормил-напоил сынка, переменил ему рубашечку и поясок и отпустил опять ловить рыбку.

Ведьма слышала, как дед и баба призывали Ивашку, и захотелось ей овладать мальчиком. Вот приходит она на́ берег и кричит хриплым голосом:

Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!

Приплынь, приплынь на бережочек;

Я тебе есть и пить принесла.

Ивашко слышит, что это голос не его матери, а голос ведьмы, и поёт:

Чо́вник, чо́вник, плыви дальшенько,

Чо́вник, чо́вник, плыви дальшенько:

То меня не мать зовет, то меня ведьма зовет.

Ведьма увидела, что надобно звать Ивашку тем же голосом, каким его мать зовёт, побежала к кузнецу и просит его:

– Ковалику, ковалику! Скуй мне такой тонесенький голосок, как у Ивашкиной матери; а то я тебя съем!

Коваль сковал ей такой голосок, как у Ивашкиной матери. Вот ведьма пришла ночью на бережок и поёт:

Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек!

Приплынь, приплынь на бережочек;

Я тебе есть и пить принесла.

Ивашко приплыл; она рыбу забрала, его самого схватила и унесла к себе. Пришла домой и заставляет свою дочь Алёнку:

– Истопи печь пожарче да сжарь хорошенько Ивашку, а я пойду соберу гостей – моих приятелей.

Вот Алёнка истопила печь жарко-жарко и говорит Ивашке:

– Ступай, садись на лопату!

– Я ещё мал и глуп, – отвечает Ивашко, – я ничего ещё не умею – не разумею; поучи меня, как надо сесть на лопату.

– Хорошо, – говорит Алёнка, – поучить недолго! – и только села она на лопату, Ивашко так и барахнул её в печь и закрыл заслонкой, а сам вышел из хаты, запер двери и влез на высокий-высокий дуб.

Ведьма приходит с гостями и стучится в хату; никто не отворяет ей дверей.

– Ах, проклятая Алёнка! Верно, ушла куда-нибудь играть.

Влезла ведьма в окно, отворила двери и впустила гостей; все уселись за стол, а ведьма открыла заслонку, достала жареную Алёнку – и на стол: ели-ели, пили-пили и вышли на двор и стали валяться на траве.

– Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись! – кричит ведьма. – Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись!

А Ивашко переговаривает её с верху дуба:

– Покатайся, поваляйся, Алёнкина мясца наевшись!

– Мне что-то послышалось, – говорит ведьма.

– Это листья шумят!

Опять ведьма говорит:

– Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись! а Ивашко своё:

– Покатися, повалися, Алёнкина мясца наевшись!

Ведьма посмотрела вверх и увидела